forever nowhere

"Хорошо. Я знаю как я найду деньги! Я тебя продам, а батюшке напишу, что ты колдун!" (из фильма "Гардемарины, вперед!")



"Латынь при твоем телосложении -яд"

(оттуда же)



"-Почему вы целуетесь?

- Это последний русский, Сережа. Он меня понимает и жалеет.

- Мне надоел этот последний русский и предпоследний тоже. "

(из него же)

Видимо, я подтверждаю тезис, что боль и страдания лишь доказывают нам, что мы ещё живы. Тебе больно - значит ты ещё дышишь, ты чувствуешь, ты хоть как-то, но живешь, ты не растворился в пустоте.

Я никого не виню в своей боли- никого, кроме себя. Я понимаю, теперь уже полностью осознаю все свои ошибки. Но что это может изменить? Я не властен над изменчивостью, я не могу сказать людям, как им жить, что им чувствовать. Не имею права даже дотрагиваться до плеч людей. повернувшихся ко мне спиной.

Сердце мое, прости. Тебе больно - каждую секунду, каждый вдох - наполнен болью. Болью - в наказание за мои ошибки, за мою глупость, несдержанность.

Я мог бы скзаать, что не могу так больше, не осталось сил все это терпеть, каждый день чувствовать пустоту на сердце и бесконечно долгую боль. Но человек - это существо, которое ко всему привыкает. Я не привыкну, нет. Я просто это переживу. Я переживу боль, ночные кошмары, осознание своей вины и своих грехов.

Каждый должен бороться со своими демонами сам. Я борюсь, наверное я даже учусь с ними справляться, избавляться от них, докапываться до причины. Боль закаляет. Отчищает.

Но теперь..

..теперь я боюсь, что все слишком поздно. Что, разглядев мои недостатки, моих внутрененних чудовищ, и отвернувшись, люид теперь никогда уже не повернуться обратно. Не позволят снова стать им близким, родным. Поймут, что так - без меня- проще. Боюсь. Не хочу.

Боюсь, что избавившись от своих чудовищ, став таким, от кого не захотят отворачиваться, я останусь один. Совсем. Я тогда..нет, это не уверенность. Это просто..ощущение. Я свихнусь. Я боюсь, до боли, до слез -остаться один.

Я не буду плакать. Это мое наказание: за гордыню, эгоизм, несдержанность. Я прнимаю его, я смогу пережить кару.

Просто теперь я понимаю, что ради безопасности людей вокруг, мне нужно, пока я не справлюсь со своими чудовищами, держать окружающих на расстоянии вытянутой руки от себя. Не подходите, не надо. Не хочу причинять вам боль. Вы мне дороги, я не хочу вредить вам.

Людей надо держать на расстоянии - от своих эмоции, чувств, от внутрененнего "я": ради их собственной же безопасноти.

Всегда улыбаться, даже когда душу рвут в клочья. Улыбаться сквозь боль. Это мое наказание за мои ошибки.

Самое страшное преступление - причинить боль тем, когт любишь. И наказание за это должно быть очень суровым.

Я выдержу - говорю сам себе, каждый день. Каждую ночь - и ночью ещё больней, потому что ночное одиночество - самое страшное. темно, никого вокруг. и холод. больно. никуда не спрячешься.

И рядом никого нет. И хорошо. Я не хочу разрушать жизнь другим, не хочу. Я уже совершил такую ошибку, не хочу, не хочу повторения кошмара - кошмара для других. В этой партии я выбрал меньшее зло - боль для себя, не для других.

Пусть будет так.

Хочется заплакать, но нет сил.

Это не для того написанно, чтобы..не знаю, просто боль породила слова, а высказать их некому. Пусть будет так.

Горько. Страшно. Страшно, что от меня отвернулись окончательно. Я не хочу. Не хочу! Я так не смогу- слишком ценны для меня дружба, любовь, чтобы вот так вот просто забыть, чтобы перестать чувствовать.

Но под ровной гладью души обнаружились чудовища. И я остался с ними наедине. Да, это правильно, черт побери, люди не должны страдать из-за близости к ним того, кто не может справится со своими кошмарами.

Так правильно. Так нужно.

Простите. Простите все, кто может.

Мне очень хочется сделать моих близких счастливыми, чтобы они улыбались. Сейчас- это просто не быть с ними. Не мешать им жить. Не отравлять чужие жизни своими метаниями.

Не хочу, не хочу, не хочу делать никому больно - так я себе говорю каждый раз. Но делаю каждый раз наоборот - не специально, случайно, потом проклиная себя. Осознавать сделанное - ужасно. Бьет - наповал.

Осознать свою вину, пережить свое наказание. Пройти отчищение огнем: огнем страдания, боли, одиночества, невыплаканных слез. Возможно, пережив это, я смогу без страха причинить боль вновь признаться в любви человеку, который мне очень, очень дорог. Которого я до сих пор люблю.

Я не знаю умных слов, не умею разбираться в любви - но я умею чувствовать. Но сейчас все эмоции - под замком. Я не хочу пятнать их грязью, которую пытаюсь выбросить из своей души.

Слез нет. Для них нет места. Если я сейчас заплачу, то не смогу сдержаться - выпущу наружу эмоции. Это будет очень больно. Ещё больней, чем сейчас.

Простите. Простите все, кто сможет.

Я боюсь, что не смогу вернуться обратно. Боюсь, что стану вам ненужным. Вы мне нужны- просто нужны, как бывают нужеы близкие и любимые.

Я боюсь, что не смогу стать снова близким вам.

Простите. За боль, за слезы, за все то низкое и плохое, что я вам делал. Я не хотел.

Я попытаюсь. Попытаюсь стать немного другим. Просто мне очень страшно однажды постучать в дверь - и не услышать ответ, не услышать звук открывающегося замка. Я боюсь, что мне не позволят вернуться обратно.

каждый должен быть на своем месте, говорите? да я не против...*заряжает фотоаппарат*

а знаете, это очень грустно - когда в голове есть мысли, образы и идеи - а ты даже не можешь их записать, просто потому, что печатать текст - даже самый маленький - невероятно трудно.

а тутводятся стихи госпожи Ольги Громыко.

проникаюсь.особенно после перечитанных "Верных врагов"





не смотрите на меня, как на кретина. да, знаю, последнее время тут - сплошные чужие стихи.

но если этот мир не дает мне жить своими эмоциями - то вчитываясь в чужие строки, есть шанс почувствовать себя живым.

Я знаю мир - он стар и полон дряни,

Я знаю птиц, летящих на манок,

Я знаю, как звенит деньга в кармане

И как звенит отточенный клинок.

Я знаю, как поют на эшафоте,

Я знаю, как целуют, не любя,

Я знаю тех, кто «за» и тех, кто «против»,

Я знаю все, но только не себя.





Я знаю шлюх - они горды, как дамы,

Я знаю дам - они дешевле шлюх,

Я знаю то, о чем молчат годами,

Я знаю то, что произносят вслух,

Я знаю, как зерно клюют павлины

И как вороны трупы теребят,

Я знаю жизнь - она не будет длинной,

Я знаю все, но только не себя.





Я знаю мир - его судить легко нам,

Ведь всем до совершенства далеко,

Я знаю, как молчат перед законом,

И знаю, как порой молчит закон.

Я знаю, как за хвост ловить удачу,

Всех растолкав и каждому грубя,

Я знаю - только так, а не иначе…

Я знаю все, но только не себя.





(точнее, все-таки: О. Ладыженский)



и -оригинал, с которого писали(подражали)



Я знаю множество примет;

Я знаю, где есть ход запасный;

Я знаю, кто и как одет;

Я знаю, что и чем опасно;

Я знаю, где овраг пропастный;

Я знаю, часты грозы в мае;

Я знаю, где дождит, где ясно;

Я знаю все, себя не зная.



Я знаю, есть на все ответ;

Я знаю, где черно, где красно;

Я знаю, что где на обед;

Я знаю, лжем мы ежечасно;

Я знаю, хищна волчья стая;

Я знаю, жалобы напрасны;

Я знаю все, себя не зная.



Я знаю были давних лет;

Я знаю, люди разномастны;

Я знаю, кто богат, кто нет;

Я знаю, кожа чья атласна;

Я знаю, глуп, кто любит страстно;

Я знаю, алчности нет края;

Я знаю, умники несчастны;

Я знаю все, себя не зная.



Я знаю, принц, что жизнь ужасна;

Я знаю, на земле нет рая;

Я знаю, смерть над каждым властна;

Я знаю все, себя не зная.



Франсуа Вийон.

7-ого в Мариинке "Травиата". Что не может не радовать. Думаю, с покупкой одного билета проблем не будет- благо, на императорскую ложу я не претендую..

*в экстазе*





*в эстетическом экстазе*





*умер*





*от счастья*





коллекция прерафаэлитов...большая....ааа....





*дергает лапками*

Пара моментов из жизни(не-жизни) испанского Шабаша года эдак 1604..или ещё какого-нибудь.


1604...Испытания на боль: как забавно, думают, наверное, стоящие вокруг собратья, сколько ещё времени сможет этот новообращенный терпеть боль? Ощущать, как огонь обжигает его кожу – огонь, самое страшное оружие, что только можно применить против каинита.
Говорят, я потерял сознание через десять минут. Епископ была довольна. Впрочем, она очень часто была мной довольна.
Потому, что рассердивших её ждала смерть.

Звон стали о сталь. Слабо освещенный зал, повязка на моих глазах – полупрозрачная, так что и без того слабо видный силуэт противника становится совсем плохо различимым. И все-таки – это не полная слепота.
-Будь внимательней. Ты отвлекаешься на посторонние мысли. – Стремительным движение клинок противника задевает мое плечо. Резкая, довольно сильная боль – теперь держать меч ещё трудней, чем раньше.
-Нет. Просто ты – быстрей. – Тихо огрызаюсь в ответ, рискуя пропустить ещё один удар – теперь противник – кажущийся почти точной моей копией в слабом свете нескольких ламп на стенах. Но.. короче волосы, холодней прищур, острее черты лица – и они уже не человеческие. Ты – Зверь. Чудовище. Монстр. Избавься от всего человеческого. Тогда ты станешь сильней. -Твои проблемы. – Кривая усмешка осветила лицо Рамона – каинита, Тореадора-Антитрибу и моего «брата». У нас был один Сир.
Звон стали о сталь. Я устал, слишком сильно болит плечо и почти перестала работать левая рука – с коротким кинжалом – паре к мечу в правой.
Пропускаю ещё один удар, потом ещё. Оружие выпадает из ладоней – сил держать разом потяжелевшие клинки уже нет.
-Ты проиграл. – В темных, почти черных глазах Рамона – ни капли сострадания. Наоборот – злобная насмешка надо мной.
-Знаю. – Резким движением срываю с глаз тонкую ткань, с силой комкаю повязку в кулаке. Рана на плече от этого жеста начали болеть ещё сильней, но в голове не появляется даже мысли зарастить её – сама затянется. Чуть позже.
-Продолжим? – С улыбкой, не скрывающей острые клыки, спрашивает Рамон, небрежным пинком отправив жалобно звякнувшую шпагу в мою сторону.
Отрицательно мотаю головой. Молчу – потому что знаю, что мой голос сейчас сможет выдать все эмоции. А это- не самое нужное в данный момент. Особенно если стоишь лицом к лицу с таким опасным Собратом, как Рамон Себастьяно дель Фариа.
-Хм. – Он недовольно морщится, потом пожимает плечами, всем своим видом показывая, что ему, вообщем-то, все равно, будет ли продолжение поединка или нет. Мой отказ значит лишь то, что Рамон упустит возможность ещё раз поиздеваться над младшим темпларом. И все. –Тогда иди.
Он отворачивается от меня- не всем телом, теперь стоя полубоком, и будто бы отстраненно разглядывает стену, с её каменной кладкой.
Кивнув, с трудом наклоняюсь и, подняв с выложенного плиткой пола шпагу и кинжал, разворачиваюсь и медленно, напряженно вслушиваясь в тишину зала, иду к выходу.
Ошибка.
Никогда нельзя поворачиваться к Собрату спиной. К любому. Тем более, если он вооружен. Никогда. И ни при каких обстоятельствах.Услышав с трудом уловимый свист стали, пытаюсь успеть развернуться к неведомой опасности. И успеваю – почти. Чтобы почувствовать, как в правое, уже и без того рассеченное в сегодняшнем поединке плечо, вонзается короткий, широкий метательный нож.
-Ты подставил спину. – С довольной усмешкой сообщает Рамон, наблюдая, как я всеми силами пытаюсь сдержать гримасу боли. – Твоя ошибка.
Сил ответить – уже нет. Коротко кивнув, отступаю на пару шагов назад, стискивая в руках оружие и стараясь не обращать внимания на боль в плече. Найдя на ощупь дверную ручку, все также, спиной, выхожу в пустой коридор, дарящие блаженное одиночество.
Лишь потеряв все остатки Человека внутри себя, мы сможем выжить. Выжить в этом водовороте ненависти друг к другу, борьбы за власть и человеческой крови. Стать монстром. Забыть про такие слова, как доверие, доброта, нежность. Помнить лишь гнев, злость, ярость, жестокость, чужую боль и смерть.
Когда-нибудь мы ещё встретимся, Рамон. Ты и я. И, поверь, когда-нибудь уже я, а не ты, будешь на стороне проигравших.

***

В её глазах – а они, это ведь всем известно, зеркало души, ни осталось ничего человеческого. Ни малейшего намека хоть на какие-то человеческие чувства: жалость, сострадания, сочувствия. Только вечный Голод, присущий всем Собратьям, дикая жестокость, вечная жажда власть и наслаждение от боли других. И ничего кроме.
О да, Епископ Барселоны, Паола Росарио де Рибера де Эрнандес была эстетом. Не таким, как каиниты из клана Тореадор-Антитрибу, отнюдь. Но она любили искусно проведенные пытки, обожала наблюдать, как корчатся в предсмертных муках несчастные жертвы. И - никогда не отказывала проверить своих телохранителей на стойкость. На выносливость, на смелость. Стоит заметить, что иногда эти испытания заканчивались смертью охранника. Что ж, по мнению Епископа это значило лишь то, что он был недостаточно силен.

-Я уронила свой браслет в огонь. Достань его. – С силой удержав себя от того, чтобы не вздрогнуть, опускаю глаза на сидящую в роскошном кресле Ласомбру. Встречаюсь взглядом с её беспросветно-черными глазами и заставляю себе не_бояться. Или хотя бы делать вид. Это ведь когда-то закончится, верно? Я выберусь из замкнутого, адского круга её власти, выбьюсь дальше. А для этого –надо просто это переждать. Пережить. Выжить. Конечно, моя Госпожа.
- Конечно, моя Госпожа. – Уронила, да? Кресло повернуто спинкой к камину, да и стоит от него довольно далеко. Метко же вы «роняете» свои украшения, Госпожа.
Осторожно, прищурившись, опускаюсь на колени рядом с опасным, враждебным огнем. Среди режущих глаза языках пламени можно разглядеть браслет – один из многочисленных на изящных руках Епископа. Беспощадное пламя уже заметно подпортило украшение, и вряд ли с ним что-то смогут сделать даже самые искусные мастера-ювелиры.
-Я жду. –Раздается за спиной равнодушный, с легкими нотками скуки, голос.
Заставить её ждать – возможно, один из самых глупых проступков, который может совершить Собрат, ставший телохранителем Епископа Барселоны. Самый глупый, разумеется - рассердить её. Но это – уже та крайность, за которую свершившего ждет мучительная смерть.
Резким движением закатив рукав рубашки и силой прикусив нижнюю губу, тянусь к украшению, мирно лежащему среди потрескивающих поленьев. Руку мигом обжигает страшная боль, к которой даже привыкнуть нельзя. Хочется сбежать отсюда, забиться в самый темный угол и избавиться, хоть как-нибудь избавиться, от этой страшной боли. И страха.
Пальцы судорожно сжимаются вокруг изуродованного украшения, и раскаленный металл только добавляет страданий.
Когда-нибудь и Вы будете также страдать, Епископ. Когда-нибудь, я заставлю вас ощутить ту же боль, что испытываю я каждую ночь, выполняя ваши прихоти и прикрывая вас от многочисленных врагов.
-Моя Госпожа. – С большим трудом опустившись на одно колено перед креслом, протягиваю ей на левой, здоровой (хотя ещё не успевшее остыть украшение и на этой руке оставит ожог) весьма и весьма подпорченный огнем браслет. Правая кисть, обгоревшая и неимоверно болящая, спрятана за спиной.
-Хм… - Холодная улыбка змеится по тонким губам Ласомбры. Резко ударив меня снизу по протянутой ладони, она краем глаз проследила падение украшения на пол и перевела насмешливый, злой взгляд на меня.
-Благодарю тебя, мой темплар. – Небрежно приподняв кончиками пальцев мою голову за подбородок, Епископ посмотрела мне прямо в глаза, пытаясь отыскать в них хоть малейший признак страха. Или ещё каких-либо эмоций, за проявление которых можно было наказать нерадивого телохранителя.
Зря вы что-то ищите, Госпожа. Ваша жестокость вытравила из моих глаз все эмоции. Они спрятаны далеко, очень далеко – и я не позволю вам туда добраться.
-Молодец, мальчик мой. – Псевдо-ласковое прикосновение пальцев к щеке вырвало меня из размышлений и заставило вздрогнуть, как я не старался сдержаться.
Заметив это движение, Епископ подалась вперед, продолжая смотреть мне прямо в глаза.
-Тебе что-то не нравится? – Её пальцы скользнули с щеки вверх, зарывшись мне в волосы.
-Нет, моя Госпожа. – Я покачал головой – едва заметно, не опуская глаз. – Мне все нравится.
Боль от обоженной руки продолжала терзать меня – и через некоторое время её уже нельзя будет терпеть – и я знал это. Но мне придется это пережить –как и все предыдущие попытки Епископа Барселоны унизить, сломить и просто поиздеваться надо мной. Почему-то именно я ей приглянулся больше всего, как объект кровавых развлечений. Будь проклята моя красота, унаследованной от моей покойно матери – и моя чертова гордость, заставляющая раз за разом, даже если я осознавал, что от этого будет хуже, подниматься с пола и смотреть моей мучительнице в глаза.
-Ты ведь мне врешь. Я знаю. – Она сильно, до боли, стиснула пальцы в моих волосах, наклонившись ещё ближе ко мне. Чувствуя, что бездонные черные омуты её глаз скоро окончательно затянут меня в свою пропасть, я попытался хоть как-то отгородиться от этого. Вспомнить хоть что-то, что могло бы помочь хоть немного, но противостоять этому зловещему очарованию. Но память, истерзанная память, кажется, теперь хранила лишь жестокость, кровь и страх - и ничего кроме.
И глаза Епископа, злые, свирепые, и жаждущие чужого страдания, были напротив моих - давно ставших равнодушными в попытке сохранить за маской безэмоциональности хоть какой-то намек на остатки человечности и души.
И в этих черных глазах мелькнул Приказ. То, чему, даже при всем желании и трате всех сил, невозможно было противостоять.
-Раздевайся. – Отпустив меня, Ласомбра ленивым, медленным жестом потянулась к плетке, свернувшейся, как черная, беспощадная змея, на подлокотнике кресла.
Мыслей не осталось. Эмоций тоже. Лишь отстранённая, рабская покорность Приказу.
Когда-нибудь... когда-нибудь, Епископ, я вам отомщу. Я заставлю вас также страдать. И испытать ту же боль, что испытываю я…
Если, конечно, смогу пережить эту ночь. И все последующие, наполненные страхом, болью, жестокостью и отчаянной попыткой спасти свою собственную душу от полного сожжения на безжалостном костре Меча Каина.



прим.
Меч Каина- одно из самоназваний Шабаша.

Никто меня не переубедит, что ломкая, болезненная красота - это есть. Это прекрасно. Эстетика увядания, конца всего и вся, смерти, болезни, холода, одиночества и болезненного излома чувств и эмоций - это красиво.

Это не извращение, это красота деструктивизма. Красота, направленная в конечном итоге на разрушение. Разрушение себя, окружающей реальности(вы видели фотографии ядерных взрывов..? поищите, не пожалеете).

Главной, все объясняющей цитатой может стать эпиграф к "Цветам зла" Бодлера:

"НЕПОГРЕШИМОМУ ПОЭТУ

всесильному чародею

французской литературы

моему дорогому и уважаемому

УЧИТЕЛЮ И ДРУГУ

ТЕОФИЛЮ ГОТЬЕ

как выражение полного преклонения

посвящаю

ЭТИ БОЛЕЗНЕННЫЕ ЦВЕТЫ

Ш. Б."

Последнее- выражение деструктивной красоты. Хрупкие, ломкие, уже мертвые цветы - засушенные розы, опадающие лепепестки, запах тлена - запах деструктивной красоты.

Серый пепел - оседающий на коже, развевающийся по ветру. Пепел - всего лишь то, что осталось от чего-то когда-то живого.



Я не стану голословно утверждать, что эта красота доступна всем. Отнюдь. Так же как некоторые люди не могут понять красоты конструктивной, красоты творения, созидания, направленной в своей сущности на начальный этап, на начало начал - эстетику деструктива многим сложно понять. Впрочем, большинство не увидит в осколках битого стекла ничего красивого, как и в виде свежих царапин на бледной коже, запястий, перехваченных массивом наручников.

Можно заявить, что это все- "темная" красота. Не согласен. У красоты нет оттенков, она не может быть оценена. Она просто есть.

То, что люди называют красотой - т.е. грубо говоря, аура предмета, заставляющая человека испытывать наслаждение, грядя на него, есть у всего в этом мире. Важно то, что не у всех предметов эту ауру можно разглядеть. Но- если хоть один человек может это разглядеть, то это значит - красота есть. И её нельзя отрицать.

Возможно, в возражение этому можно напомнить мне о маньяках, убивающих ради красоты. Ради одного им видимого узора синяков на бедрах жертв, ради холодного спокойствия или наоборот - вечной маски ужаса на лицах убитых. Для них -это красиво. Изломанная психика таких убийц воспринимает искаженный мир -и искаженную красоту. Но- они это видят. Значит красота в этом есть

Я не призываю вас видеть то же, что видят эти люди. Я вообще в вопросах красоты стараюсь быть объективным и относится спокойно к тому, что я не понимаю. Потому что знаю, что мои понятия о красоте, возможно, будут не понятны большинство окружающих.

Какой смысл всего вышенаписанного?

Весь мир красив. Каждая детали, даже то, что создано человеков вопреки желанию и воли природы - красиво. Окружающий мир видоизменяет созданное человеком- незаметно, практически нечего не переделывая - по даже само пространство искривляется, заставляя уродливую асфальтовую дорогу выглядеть- красиво. Той самой деструктивной, кажущейся кому-то отвратительной, красотой.