forever nowhere

Глава III

III

- Эй, мелкий? - Мирэ поставил перед носом сонного мальчишки большую чашку с крепким чаем. Над темно-коричневой поверхностью поднималась широкая, ароматная лента пара – цветы, мед, терпкая нотка имбиря. Аалай потянул воздух носом, обхватил керамические бока ладонями и смешно чихнул; умудрился простудиться и теперь ходил с покрасневшими глазами и непрекращающимся чихом.
- Не люблю болеть, - пожаловался Ланне.
- Кто же любит, - Мирэ сел напротив, ухватил из широкой, плетенной миски лепешку с травами, пододвинул к себе пиалу с рыбным соусом и принюхался, - Ух! Хорошо, перца – в самый раз!
Следопыты сидели на просторной, светлой кухне – длинное и высокое окно выходило на причал. По каменным стенам были развешаны пучки трав с прибрежных холмов, керамические, раскрашенные блюда, небольшие гобелены.
Осень медленно шла к своей середине, небрежно разбрасываясь на холодные ветра по ночам и пригоршни колко-ярких звезд на темно-индиговом небе. Море оставалось теплым – течения, приходившие в Лей-сари, согревали воду даже зимой; и в Чареи редко бывало холодно в это время.
Но Аалай все же умудрился простудиться.
- Кстати? – Мирэ вскинул глаза на мальчишку, - ты пьешь тот отвар, что приготовила Тейчо?
- Он проти-ивный, - Ланне подул на чай, сделал большой глоток.
- Зато полезный. А ты – глупый ребенок, - Шепчущаяся выскользнула из-за дверного косяка. Светлые волосы легкими волнами лежали на плечах, а у колен колыхался подол недлинной, теплой юбки – яркая шерсть, красно-синяя, была собрана в плотные складки. Ланне втянул голову в плечи и уткнулся в кружку – он побаивался Тейчо, хотя та уже смирилась с присутствием в отряде «забавного зверька».
- Хм… - протянул Мирэ, - у меня есть другая идея.
Следопыт торопливо проглотил остатки лепешки, поднялся. Тейчо невозмутимо заняла его место и, подперев мягкий подбородок ладонями, вопросительно приподняла тонкие брови.
- Ты натрешь ребенка лиметтом? - поинтересовалась лиа, глядя, как Мирэ с хитрым выражением лица что-то ищет в высоком, из светлого дерева, шкафу, - это смешная идея. Я хочу посмотреть.
- Не надо меня ничем натирать, - буркнул мальчишка.
- Пей свой чай, - бросила ему Шепчущаяся.
- Натирать тебя ничем не будут, успокойся, - крепкосложенный лиа выудил на свет пузатую, небольшую бутыль, в которой гулко плескалось какая-то мутноватая жидкость. – Не хочешь пить настойку, будешь – это.
- И ноги медом намазать, - злорадно посоветовала Тейчо. Аалай округлил глаза.
- Может, я лучше отвар…?
- Поздно, - расхохотался Мирэ. Он поставил бутылку на стол, рядом – деревянную маленькую чарку. – А про мед мне тоже нравится. Если не поможет, то хоть повеселимся, - он подмигнул Тейчо. Та поднялась.
- Я принесу свои носки.
- Какая ты заботливая, - озадаченно повел головой рыжий следопыт; одно дело – ехидный совет, другое – помощь, - с чего бы это?
- Это будет смешно, - отозвалась лиа уже с порога.
Ланне обречено уткнулся носом в стол.
- Выше голову, - Мирэ вытащил крышку; над столом поплыл резкий запах алкоголя – фрукты, какие-то специи. Следопыт налили полную чарку, пододвинул мальчишке, - пей. Потом – настой Тейчо, потом – еще одну.
- Что-о? – Аалай и так с ужасом в глазах смотрел на «угощение», - Мирэ… судя по запаху, мне и половинки хватит, чтобы залечь под лавкой.
Рыжий следопыт отмахнулся, а потом неожиданно подмигнул Ланне.
- Я тут случайно узнал один слух; Кайми и Тейчо не знают, а я тебе по секрету скажу. Если пообещаешь слушаться нас с эй-раани, - Мирэ понизил голос, - мудрой занудой.
Аалай оценивающе сощурился, но потом любопытство взяло вверх, и мальчишка кивнул.
- Внимательно слушаю.
- Через полторы недели готовится рейд под синим флагом к Кайангу. Ведет – капитан Таль; сейчас решается, какие отряды следопытов она возьмет с собой. Есть шансы… большие шансы, - Мирэ подмигнул Ланне, - понимаешь, что это значит, мелкий?
Тот смотрел на старшего следопыта сияющими глазами. Синий флаг! Рейды на кайангские золотоносцы! Любой, хоть сколько-нибудь безбашенный, мальчишка в Чареи грезил о том, чтобы попасть в команду под синим флагом.
- Так вот, - суровый тон Мирэ вернул Аалай на место, - не выздоровеешь – останешься дома. Так что, пей.
- Все? Сразу?
- А ты как думал? Но можешь чем-нибудь заесть, - следопыт подтолкнул миску с лепешками на другую сторону стола.
Ланне с сомнением посмотрел на чарку, глубоко выдохнул, подхватил её и осушил одним большим глотком. Закашлялся, уткнувшись носом чуть ли не в стол – по рту, горлу и телу потом внутри словно бы разлился огонь. Продышаться никак не получалось.
- Заешь, заешь… - спокойно посоветовал Мирэ, наливая еще.
- О… - вернувшаяся Тейчо оглядела кашляющего и сипящего Аалая, - никак, ты вкусил чудодейственной настойки старика Икимо?
- Кха-ко ст-рика-а?
- Моего дедушки, - с нескрываемой гордость отозвался рыжий следопыт и посмотрел на Шепчущуюся, - принесла?
Лиа показала в ответ две пары коротких чулок; из тонкой ткани и плотных, шерстяных.
- Отлично, - Мирэ, поднявшись, вновь принялся что-то искать, а Ланне, наконец, смог продышаться и вытер слезы с глаз.
- Уф… - мальчишка покачал головой. По телу разлилось теперь уже приятное тепло, и согрелись даже мерзнущие постоянно сейчас ладони.
- Хорошо, да? – оглянулся через плечо следопыт и вытащил с полки небольшой глиняный горшочек с плотно прилегающей крышкой, заглянул внутрь, - О! То, что надо.
- Какой? – Тейчо тем временем нашла большую ложку, закрыла бутылку с настойкой, забрала и её.
- Каштановый, - Мирэ, протянув горшочек Шепчущейся, посмотрел на мальчишку: тот ожесточенно моргал и тер ладонями лицо, - вижу, тебе уже хорошо. Пошли, давай.
Следопыт помог младшему подняться.
- Да я сам могу идти, - фыркнул Аалай, однако пара шагов подтвердили обратное – его шатало, и мир как-то странно плыл, - Ми-и-ирэ…?
- Да, да, понимаю… - следопыт аккуратно придержал мальчишку за плечо.
- И куда отправится наш лекарский отряд? – ехидно поинтересовалась Шепчущаяся, которую, как не странно, происходящее забавляло. Кроме троих следопытов, в доме больше никого не было – Даймар и Ильме отправились к командованию, Кайми был с мьери.
- Наверное… - Мирэ свел кустистые брови, легким движением удержал на ногах шатающегося Ланне, - пошли, уложим его у меня спать.
У мальчишки до сих пор не было своей комнаты; Даймар не позволял освободить комнату Ярни – он часто запирался там, сидел посреди тихих стен и молча смотрел на вещи темноглазой лиа.
- О-о… подъем будет забавен, - издевательски протянула Тейчо.
- Я справлюсь! – взвился Аалай, - я по холмам бегал… и по веревке могу натянутой – даже Ильме так не может, а я – могу!
- Верим, верим, - рыжий следопыт коротко хохотнул, потом легко закинул мальчишку на плечо, - так проще.
- Оу… Ми-ирэ, отпусти! Я тяжелый!
- Ты весишь, как пол барана. Замолкни, Ланне.
Следопыты прошли через общий зал – циновки с приходом осени были заменены на низкие деревянные кресла и диван, заваленный пледами и подушками. Окна закрыли плотные шторы густо-синего с проблесками зеленого цвета.
На втором этаже, благополучно миновав лестницу с тихо бурчащим у себя на плече Аалаем, Икимо – а именно таким было второе имя Мирэ – толкнул дверь в свою комнату, зашел внутрь. Тейчо проскользнула следом.
- Так… - рыжий «Яэло» опустил свою «поклажу» на узкую лежанку, сел на край, - давай лапы, мелкий.
Мальчишка покорно протянул босые ноги Мирэ. Тот забрал у Тейчо горшочек, ложку.
- Интересно, боится ли ребенок щекотки? – Шепчущаяся в задумчивости склонилась над Ланне. Тот громко фыркнул и скрестил тонкие руки на груди.
- Не боюсь. Но лучше не пробовать!
- Не дергайся, а? – Мирэ снял крышку, набрал на ложку золотисто-коричневый, густой мед – и начал размазывать по небольшим, холодным ступням младшего следопыта. Тот хихикнул, но умудрился остаться на месте.
- А это поможет? Я про такое не слыша-ал… Уй! Щекотно!
Мирэ поймал тонкую лодыжку, наигранно-сурово рявкнул:
- Замри!
Тейчо расхохоталась, глядя, как широко улыбающийся Аалай замер едва ли не на полувздохе, со вскинутыми вверх руками.
- Так лучше… - Икимо справился с обеими ногами мальчишки, натянул на них чулки – сначала тонкий, потом – шерстяной, оставив их чуть выше лодыжек.
- Все? – Ланне поболтал в воздухе ногами, - я могу идти?
- Куда собрался? – Мирэ толкнул младшего в плечо и тот рухнул обратно на койку, - сейчас дальше пить будешь?
- Еще?!
- А как же?
- А завтра Даймар нас спросит... или Шенри – а куда вы девали ребенка? А мы им скажем – так у младшего поколения похмелье, - Тейчо протянула рыжему «Яэло» бутылку и чарку, в которую Мирэ вновь налил настойку, но уже куда меньше – на два пальца. Всучил чашку мальчишке и скомандовал:
- Пей.
Аалай повиновался уже без возражений – только снова закашлялся, засипел.
- А зкусить?
- Обойдешься, - Мирэ расправил яркий, теплый плед, накинул на мальчишку, - теперь ложись и спи.
- Но я не хочу, - Ланне, тем не менее, покорно устроился на чужой постели, - правда – не хочу-у. Мирэ, Мирэ, слушай, а когда выяснится про синий флаг?
Тейчо сощурилась и протянула что-то вроде «М-ммм». Икимо захотелось отвесить подзатыльник – обоим.
- Завтра, Ланне. Проспишься, и мы поговорим, хорошо?
- Хочу сейчас, - капризно пробормотал мальчишка.
- Спи.
- Ну, Ми-и-ирэ…
- Пошли, - следопыт поднялся, забрал все вещи и кивнул Шепчущейся, - а то так он не заснет.
- Я и без вас не засну… Буду планировать захват кайангских золотоносцев.
- Угу. Великий воин Аалай Ланне берет корабль капитан Я-гро Кровавого на абордаж. Самолично, - фыркнул Мирэ и пошел к выходу из комнаты.
- А вот и возьму-у…
- Спи, Ланне. И выздоравливай.

Ильме в задумчивости смотрел, как тонкий клинок ловит луч солнца, разбивает и раскидывает блики по всей комнате. Рукоять была чуть маловата, но, все же, удобно лежала в ладони. «А у будущего хозяина ладонь куда меньше моей. В самый раз».
В дверь негромко постучали; Шенри позволил войти.
- Ясного утра, эй-раан, - из-за косяка показалась встрепанная темноволосая голова.
- Заходи, - следопыт опустил меч на стол; Аалай прошмыгнул в комнату и вопросительно глянул на Ильме:
- Тейчо сказала, что вы звали…? – волосы мальчишки были мокрыми – не иначе, возился с мьери.
Ильме поманил его рукой.
- Как себя чувствуешь? – Шенри оглядел младшего «Яэло» и улыбнулся, когда тот, скрестив тонкие руки на груди, вскинул голову:
-Я уже давно выздоровел, эй-раан таэ’роу.
Что-то в этом жесте и обиженно сощуренных глазах напомнило Ильме… Лия тряхнул головой. Нет. Ярни – это Ярни, Аалай – это Аалай. И никак иначе…
- Я рад. Возьмись, - Шерни кивнул на клинок. Глаза Ланне расширились, и он, осторожно проскользнув к столу, протянул ладонь и вскинул взгляд на Ильме. Следопыт, устроившийся в широком, плетенном кресле, кивнул. Аалай сомкнул пальцы, сделал пару шагов назад. Меч с едва уловимым свистом рассек теплый, пронизанный падающим из больших окон солнцем, воздух.
«Двигается легко» - Шенри наблюдал за сосредоточенным мальчишкой, - «И рука идет плавно – значит, не тяжело».
- Танец весеннего ветра. На пять шагов.
Аалай едва заметно кивнул. Комната у Шенри была просторная, и места хватило бы и на десятишаговый «Танец». Босые ноги Ланне беззвучно ступали по серо-зеленой, с россыпью золотых искр в толще, плитке на полу.
Ильме, опершись локтем о подлокотник, наблюдал, как мальчишка выполняет связку.
Тонкая фигурка двигалась легко, и серебристым росчерком мелькал клинок. Аалай сейчас неуловимо напоминал луч света, танцующий в прохладном, наполненном дыханием ветра, весеннем воздухе – хотя было жарковато, да и делал мальчишка ошибки, и плавности кое где не хватало, и быстроты. Но…
«В движениях не хватает силы – удар легко отбить. Но ему-то сила и не нужна…»
Школа Горячего песка подходила мальчишке – Ильме кивнул своим мыслям. Поздновато уже учить, но и морские следопыты – не войны, а в воде Аалай хорош – для того, кто пришел в отряд так недавно.
Двигался Ланне легко – и освоить шаги этой Школы ему удалось без труда.
Шенри вздохнул; но связки в комнате или на площадке для тренировок – одно, а бой – совсем другое.
- Хватит.
Аалай замер, выдохнул – он слегка запыхался и теперь пытался восстановить дыхание. Поклонившись, он хотел положить клинок на стол, но Шенри остановил его рукой.
- Теперь – твой, - каплю небрежней, чем стоило бы, произнес Ильме.
Аалай округлил глаза, став похожим не то на испуганного шойо, не то на не менее перепуганного совенка.
- П-правда?
- Правда, правда, - Ильме хмыкнул; клинок не представлял из себя ничего особенного, но следопыт мог представить, что он значил для мальчишки.
Аалай перехватил рукоять двумя ладонями, развернул меч острием вниз, поклонился.
- Спасибо, эй-ран таэ’роу. Я не подведу – ни вас, ни клинок.
- Верю,- кивнул Шенри и перевел взгляд поверх вихрастой головы – на светлой стене ловила солнечные блики мозаика – синие волны, лазурное небо, индиговое небо… «Почему так?» - смеялась Янри, пересчитывая кусочки смальты – лиа всегда сбивалась, и всякий раз выходило новое число. «Просто… нравится» - смущенно улыбался Ильме.
- Аалай, подойди ближе.
Мальчишка, держа меч в опущенной руке, приблизился к следопыту. Тот, уперев локти в колени, подался вперед, внимательно глядя на Ланне.
- Ты это услышишь еще не один раз –от меня, от Мирэ… От Даймара – больше всех нас, вместе взятых…
Аалай, услышав имя командира, грустно и тихо вздохнул.
- Прекрати, - поморщился Ильме. Потом потер висок пальцами и продолжил, - просто… не лезь вперед в рейде, хорошо? Понимаю, тебя все равно придется ловить, но… попробуй запомнить мои слова.
Ланне, помедлив, кивнул. Шенри только рукой махнул – все равно ведь полезет, куда не надо.

Глава IV
IV

Небо с самого утра обложило тучами. Дул восточный ветер – холодный и соленый, он гонял пыль, птичьи перья, сухие водоросли, портовый мусор по причалу и хлопал полами одежды. Аалай затянул сильней завязки теплой накидки и запрокинул голову к поскрипывающим мачтам «Наамея», будто бы готовым проткнуть обвисшее надвигающимся дождем седое небо.
- Под ноги смотри, - легонько ткнул кулаком между острых лопаток Мирэ. Ланне, виновато улыбнувшись, быстро взбежал по трапу. Через плечо мальчишки была перекинута тощая сумка, а на поясе, отсвечивая тусклой медью вставок, покачивались ножны нового клинка. Аалай купил их сам – жалование у Ланне было, хоть и достаточно скромное пока, но он упорно ни на что не тратил тенары, откладывая их и откладывая… Разве что, вот, на ножны.
- Кто к нам пожаловал! – капитан Таль, лихо улыбающаяся, встрепанная, встретила следопытов вскинутой к виску ладонью.
Несмотря на ветер и все обещающий разразиться дождь, на Таль была плотно зашнурованная на груди кожаная жилетка – без рубашки; льняные, свободные штаны лиа заправила в высокие и потертые сапоги. На обнаженных и сильных, но не потерявших плавности и красоты линий, руках Ланне заметил несколько старых шрамов. Побелевшие от времени и солнца, он светлыми линиями выделялись на загорелой коже капитана.
- Куда же вы без нас, - хмыкнул Даймар – командир отряда поднялся на борт последним, и, обогнув остальных следопытов, направился к Сейней. Они обменялись крепким рукопожатием; Аалай же, прикусив губу, отвел взгляд от «широкой шэа» - как говаривали моряки – капитана Таль, и, растерев потеплевшую скулу, вновь вскинул глаза к мачтам с опущенными пока еще парусами.
- Поздоровались – и хватит. Под ногами не мешайтесь, Средоточия ради! – лиа махнула рукой в сторону трапа, ведущего вниз.
- Таль, не в первый раз же, - хмыкнул Каишер, - ни у нас, ни у тебя и подавно.
- Зато у «Наамея» - первый, - только и отмахнулась светловолосая лиа.
Мирэ за спиной Аалая пробормотал весьма и весьма сальную шуточку насчет невинности брига и пылкости кайангских элзей – быстрых и хорошо вооруженных кораблей, патрулирующих границы архипелага и составляющих охрану золотоносных судов – те шли с северо-запада, из дальних колоний Кайанга.
- А что там за земли? – Ланне не один раз пытался выяснить это у Мирэ
- Не успели мы еще туда добраться… Не до того. Только-только выдохнуть успели…
Война, длившаяся ни один век, могла разорвать Шэн-лие в клочья. Не смогла. Лишь оставила зияющие прорехи в землях, в телах, в шэа…
Кайанг – россыпь островов на юго-западе – дал о себе знать едва ли больше полувека назад. Тогда лиа, сцепившиеся в смертельный клубок с Исказителями, не обратили внимания на корабли под песчано-золотистыми парусами, появившимися у южных границ Шэн-лие. А когда заметили, поняли, что в море теперь появился новый враг. А если не враг, то тот, с кем не выйдет выпить по наперстку лиммета.
Кайанг…
Аалай задержался у начала трапа, ведущего вниз, пропустив остальных, вновь оглядывая темное дерево мачт, резковатую линию бортов, деловито снующую туда-сюда команду.
- Насмотришься еще, Ланне,- Даймар подтолкнул мальчишку вперед, - иди. Не мешай.
Пробормотав извинения, мальчишка юркнул внутрь, в пахнущую влагой, солью и деревом темноту кают и трюмов.

Полоса города, палево-серая сейчас, уменьшалась стремительно. Эштар рассекал холодную, зеленоватую воду мощными гребками ласт – они иногда показывались над водой, широкие и длинные, покрытые твердой коричневой шкурой.
Эти нейа походили на огромных черепах… Но черепах, чей хребет прорастал вывернутыми вверх ребрами шпангоута, а панцирь сливался с деревом бортов.
Ветер кинул в лицо пригоршню соленых капель. Аалай, привстав на цыпочки, еще сильней перегнулся через планширь, глядя на белую полосу пены, тянущуюся за бригом.
За спиной Ланне команда тянула канаты и сновала по вантам – поднимали паруса. В открытом море ветер сменился, и «Наамея» теперь рвался вперед, к открытой воде и глубине.
- Упадешь, - весело фыркнули за спиной мальчишки. Аалай оглянулся через плечо, соскочил на палубу и вытянулся.
- Капитан.
Сейней ухмыльнулась. Светлые волосы стягивал, чтобы не лезли в глаза, тонкий кожаный ремешок, но пара упрямых прядей выбилась и торчала у висков острыми перьями.
- Отставить, лье’роу Ланне, - Таль оперлась локтем о фальшборт, подняла глаза к небу – чем дальше бриг уходил от берега, тем тоньше становился полог туч, сияя прорехами, сквозь которые проглядывало солнце.
- Скоро совсем ясно станет, - Таль сощурилась, - плохо это.
- Почему?
Сейней перевела глаза мальчишку. Тот отвернулся, пытаясь вместо капитана – рассматривать палубу, но под неодобрительными взглядами команды окончательно растерялся и уткнулся в доски палубы.
- Я тут мешаю? – неожиданно спросил мальчишка – он, хотя и пытался отыскать самый тихий угол, все равно ощущал себя откровенно… лишним.
- С чего ты взял? – вскинула брови Таль, - стоишь тихо, под ногами не путаешься. Разве что случайно волной может за борт смыть.
-На меня косятся… Ну, словно…им не нравится, что я здесь.
- Не нравится, - неожиданно не стала спорить светловолосая лиа. Вид у Ланне стал откровенно несчастным, а капитан между тем спокойно продолжила, - сколько тебе лет, Аалай?
- Четырнадцать.
- А моему юнге – семнадцать.
- И что с того? Рыбацкие мальчишки ходят с родителями уже в десять.
- Недалеко от берега ведь?
- По меркам Шаэнаара я уже взрослый.
-Но мы – не в Шаэнааре. Да и я говорю о другом, - Таль отвлеклась; выпрямилась от планширя, вскинула голову к грот-мачте, - аккуратней там!
Потом даэ’роу вновь посмотрела на мальчишку.
- Мой дядя попал в первый бой, когда ему едва минуло десять. Родители – были чуть старше, а может и нет.
- Тогда была война, - неуверенно отозвался Ланне.
- Верно. А сейчас – нет. Понимаешь?
Аалай покачал головой и с досадой прикусил губу. Капитан Таль явно говорила о чем-то простом, но он, песчаная голова, никак не мог додуматься.
- И мой дядя, и твой командир, и многие из моей команды, и большая часть капитанов – воевали еще детьми. Кто-то застал самый конец воины, но даже этого хватило. Теперь они смотрят на своих детей – и не хотят, чтобы те воевали. Мы с дядей…много ссорились – он не желал, чтобы я шла на флот.
- Это… не совсем правильно, - Аалай нахмурился, свел тонкие брови к переносице.
- Что ты имеешь в виду? – вопросительно улыбнулась Сейней.
- Они должны были привыкнуть, что дети – воюют, - мальчишка отозвался не слишком уверенно.
- Быстро думаете, лье’роу, - одобрительно хлопнула по худенькому плечу Таль, - но я тебе говорю то, что есть. В Шэн-лие никто не хочет видеть детей воюющими.
- Я не ребенок.
- В зеркало глянь, - каплю иронично отозвалась капитан.

Погода переменилась. Паруса бессильно обвисли; небо, вновь затянувшееся плотным пологом серовато-зеленых, тусклых туч, давило свинцовым грузом на плечи. Море лежало в штиле.
- А ведь еще склянку назад было солнце, - Аалай вернулся с палубы в каюту, которую вшестером занимали следопыты. Мирэ отвлекся от заточки клинка – широкий и короткий меч, один из пары, лежал на коленях, и лиа водил по блекло-голубому клинку точильным камнем.
- В этих водах – так бывает, - Икимо попробовал пальцем край лезвия и одобрительно прицокнул языком, глядя на выступившие капли крови. Сидевшая в углу Тейчо покачала головой:
- Ты еще языком лизни, глупый тюлень, - Шепчущаяся покосилась на Ланне, - море переменчиво, малыш. Здесь – тем более. Мне казалось, ты это знаешь.
- Тут слишком быстрые перемены, - буркнул мальчишка.
- Эти моря принадлежат Кайангу, - между загорелых пальцев Тейчо мелькали яркие нити, переплетаясь и свиваясь в узелки. На холмах, окружавших Чареи с севера и запада, практически круглый год пасли таимиров – небольших, длинноухих овец; шерсть собирали раз в сезон – нейа обрастали быстро. Из красильных мастерских Чареи выходили шерстяные ткани причудливых цветов – море щедро одаривало красками. А плетенные из разноцветных ниток браслеты носил едва ли не каждый житель города. И уж точно каждый второй умел их плести.
- И что с того? – Аалай продолжал взъерошенным зверьком метаться из угла в угол небольшой каюты. Вещей у «Яэло» было немного – оружие, походные седла для мьери, мелочи, необходимые для рейдов; гамаки, в которых спали разведчики, на день снимали с крюков.
- Скоро пойдем отрядом в море, - Тейчо словно и не услышала вопроса Ланне, - раз погода так бесится.
Мирэ молча кивнул. Аалай же насупился; Шепчущая хмыкнула – ее забавляло, как обижается младший следопыт.
- Садись рядом, расскажу, - она похлопала по полу рядом с собой, - если успею.
Ильме и Кайми ушли с утра в море, и таэ’роу и мастер нейа должны были скоро вернуться.
Тейчо подвернула под себя ноги и сложила ладони на округлых коленках. Белесые волосы лиа убрала назад, и из плотного узла выбивалось несколько прядок – они завивались у мягких висков и щекотали загорелые щеки Щепчущей.
- Кайи – дети ветра. Были. Раньше. Тогда их земля была единым островом. Но потом кайи пожелали вплести в свою кровь шелест песка. Они изменили себя, но их земля разлетелась на лепестки.
Аалай озадаченно взъерошил волосы на затылке.
- Не понимаю. Что значит – разлетелась?
- Сядь ко мне спиной, - внезапно попросила Тейчо, выуживая из сумки моток разноцветных ниток. Ланне подозрительно покосился на лиа, но повиновался.
Легкие пальцы Шепчущей вплелись в мальчишеские вихры.
- Не вертись только, - Тейчо дернула кончик чужого уха, хихикнула,– смешной зверек.
- Кайанг, - хмуро напомнил Аалай.
- Да. Песка было недостаточно для жадных детей Кайанга, и они пожелали видеть в своей крови и соль морей.
- Получилось…? – негромко спросил мальчишка и чуть поежился – от рассказа Тейчо становилось не по себе.
- Их кровь стала соленой, как море, и такой же зелено-синей, как вода, - Шепчущаяся осторожно расчесала темные волосы Ланне и теперь возилась с ними – мальчишка никак не мог понять, что она делает.
- Дети песка, ветра и моря.
- Соли. Море… относится к ним переменчиво. Но оно может гневаться даже на самых любимых детей.
- Лучше просто запомни, - Мирэ нахмурился, свел густые и рыжие брови к широкой переносице, - береги спину и держи ушки на макушке.
- Поче… Ой!
- Я же сказала, не вертись.
Между пальцев Тейчо мелькали яркие шерстяные нитки. Икимо продолжил:
- Шорох. Кайи не идут, они сыплются, как песок.
Следопыт помрачнел еще сильней, глядя в сторону небольшого окна, за которым тусклым воском наслаивались друг на друга облака.
- Все будет хорошо, - бесконечно спокойно, не посмотрев в сторону Мирэ, произнесла Тейчо. Лиа кивнул, но в глазах все равно читалась тревоги – Мирэ Икимо и Кайми Арьяу были друзьями с детства; в «Яэло» они пришли вместе.
- А тебе – нужно перестать меня бояться, - маленькая ладонь Тейчо неожиданно легла Ланне на плечо, скользнула ниже, пощекотав ключицы, а потом Шепчущая привлекла мальчишку к себе, прижавшись к нему мягкой грудью. Ноздри защекотал запах прибрежных трав, ромашки, шалфея, и щеки коснулось теплое дыхание Тейчо.
- Я не страшная. Честно.
Она засмеялась и отпустила младшего следопыта. Тот ужаленным подскочил с пола; у щеки качнулась из стороны в сторону разноцветная косичка из шерстяных ниток.
Аалай недоверчиво поймал её кончиками пальцев, отступил еще на пару шагов назад.
- Это на удачу, - Тейчо вытянула босые ноги вперед, пошевелила ступнями, - золото – солнце, синее – море, зеленое – жизнь, - лиа хитро посмотрела на мальчишку, - а еще, синий – это цвет твоих глаз.
Мирэ покосился на заливающегося краской Ланне и хмыкнул.
- Злая ты.
- Я? Это он – взрослый. Пора бы перестать стесняться.
- Я… на палубе побуду, - пробормотал мальчишка и выскочил за дверь. Тейчо расхохоталась.

Море билось о борт «Наамея» разъяренным нейа – густо-зеленым, с белой гривой пены. Поднялся ветер. Злой, колкий, он трепал паруса, и палуба качалась под ногами пьяным матросом. В воде мелькали спины мьери; с пол склянки назад Кайми позвал их, и звери теперь нетерпеливо ждали – ветер и волны были им не по чем.
- Выпей, - Ильме протянул мальчишке фляжку. Следопыты стояли у края палубы; Даймар обговаривал последние детали с Сейней. И капитан, и эй’роу казались хмурыми.
Ланне послушно сделал пару глотков, покатал на языке сладковатый привкус. По телу разлилось тепло, но голова оставалась ясной… И зрение будто бы стало острей.
Шенри внимательно оглядел младшего «Яэло», с почти отцовской заботой проверил ремни, посмотрел, как крепко держат ножны клинок.
- Прыгай первым, - резкий порыв соленого ветра качнул у виска Ильме темно-золотую, с прозеленью, косичку – Тейчо успела заплести всему отряду.
Неспокойная вода в первые мгновения почти обожгла. Но потом холод отступил. Аалай нырнул под набегающую волну, поплыл прочь от корабля. Мьери ткнулся мордой в руку; лиа и зверь вынырнули одновременно.
- Я волнуюсь, - беззвучно шепнул мальчишка, легко взбираясь на нейа. Тот отозвался негромким свистом – «не бойся, я с тобой», угадывалось в посвистывании и пощелкивании.
Один за другим в море оказались и остальные члены отряда – и в их действиях было куда больше уверенности, чем мог даже представить для себя Аалай. Для «Яэло» это был не первый рейд.
- Все просто, - объяснял Мирэ, - мы – находим кайангцев в море, отсылаем двух следопытов обратно к кораблю, остальные… - рыжий лиа хмыкнул, неожиданно весело и лихо, - считай, будем пастухами.
Мальчишка непонимающе покачал головой. Он слышал – не только от Мирэ, а от Ильме… да и от Даймара – сухой и резкий, как щелканье костяных кастаньет, рассказ о том, что должен делать лье’роу Ланне в рейде, а что – нет. Выходило, что ничего не должен – держаться позади всех, не лезть вперед, смотреть.
Неспокойная вода вздыбилась спинами мьери – отряд шел на юго-запад, и «Наамея» изящным червленым силуэтом с трепещущими парусами оставался за спиной.
Шестеро – острие копья, когда эй’роу – ведомый, четверо идут за ним клином, а замыкает – самый младший.
Серо-зеленая зыбь неба, обложенного тучами, злое море, встрепанное и горько-соленое, кидающее мелкие и острые капли в лицо – тут мир был другим. Резче, жестче… Или это – просто казалось от того, что шэа беспокойно дрожала, а глаза впивались в горизонт жадно и каплю испуганно, ожидая, что в любой момент там появится силуэт чужого корабля.
Аалай потерял счет ударам сердца, когда Даймар скомандовал – «рассыпаться». Кайми – Мастер нейа, умеющий чувствовать, говорить и слышать животных, был еще более сосредоточен – сейчас он будто бы держал в руках пять тонких нитей, что тянулись от мьери всего отряда к нему. Вырывающиеся, неспокойные нити.
- По верхней части цветка ветров, - донесся голос Каишера, - Шенри, Икимо – большие лучи, Яррэ и Ланне – малые. Я иду вперед. Кайми…?
- Я держу, эй’роу, - тико прикрыл глаза и вскинул руки, ловко удерживаясь на спине мьери, - и хорошо чувствую. Идите.
Цветок ветров – многолучевая звезда, что рисовали на картах для обозначения сторон мир. У следопытов – направления движения в море.
Острие распалось. Один – в центре, и пятеро – в стороны от него.
- Мьери сам все поймет. А я – услышу - говорил Кайми еще на корабле, - а тебе надо просто быть как можно более незаметным. И глядеть по сторонам.
Море и нейа неслись вперед, словно слившись в единое целое. А Ланне вглядывался в линию горизонта покрасневшими от ветра глазами. Было – страшно, и подмерзали кончики пальцев, и соленые волосы топорщились перьями. Одежда – сплетенная из водорослевых нитей, выбеленная на солнце, еще удерживала тепло. И удержит – хотя бы на ближайшие часы.

На кайев первой наткнулась Тейчо. Соленый морской ветер разнес её шепот до всех следопытов, и тогда же мьери Аалая, поднырнув под холодную волну, тихо застрекотал, засвистел.
- Да… - мальчишка вытер с лица капли, поморгал, - поворачивай… - он чуть крепче сжал ногами гладкие, прохладные бока зверя.
Мьери понесся вперед.

Ланне потом – год спустя и через несколько лет, и позже, тщетно пытался сложить разбитую мозаику воспоминаний того долгого дня в единое целое. Не получалось – осколки ускользали из рук, память крошилась старым хлебом, и какие-то кусочки пропадали, тонули, а какие-то наоборот всплывали, как обломки дерева в неспокойной воде весеннего ручья.

Первый раз чужие корабли показались Аалаю миражом, волной песка, поднятой с серо-золотой дюны и зачем-то оказавшейся в беснующемся море. Ветер, то и дело меняющий направление, мечущийся, как озверелый нейа, не мешал кайангским элзеям, словно акулам, кружить вокруг пузатого, небольшого корабля, будто бы они его не охраняли, а нападали. Вокруг резких линий бортов и ощерившихся в небо мачт дрожало песчаное марево, словно живое и дышащее, и ветер, иногда отдиравший от этой причудливо-жуткой вуали обрывки, открывал то темное дерево, то серый клок паруса.
И капитан Таль могла бы показаться безумной, осмелившись выйти в одиночестве – против трех. Но Сейней Таль не была сумасшедшей. Она были хитрой, смелой и лишь каплю – безрассудной. И она знала, как обратить ветер и соль против самих же кайнгцев. Они это тоже знали…

Туман поднялся над водой незаметно. Казалось, что его не было еще мгновение назад, и вот уже серые волны поднимаются над неожиданно притихшей водой, становятся все больше и больше, и небо тоже, будто бы смутившись своей свинцовой прозелени, сереет, становится ниже…
Таль не зря взяла с собой не одного, не двух… и даже не четырех Шепчущихся, мастеров Моря и Ветра.
Туман растекался между кораблями, обвивался опасно-ласковым платком вокруг, и море, как ядовитая змея, притихло, облизывая песок и дерево кайангских элзеев и шека, чьи трюмы были полны золота, что кайи вывозили из далеких островов на западе.

- Вперед… - Аалай не заметил, как Ильме оказался рядом. Мальчишка вообще ничего не замечал, стараясь не потеряться, не испугаться в серой и неожиданно беззвучной мгле, которую нарушал лишь странный шорох – словно песчаная осыпь на прибрежных холмах, что оказались неожиданно и пугающе рядом.

Абордаж был безумный: течение отогнало одного элзея в сторону, и «Наамей» внезапно оказался совсем рядом с шекой, а ветер ударил по чужим парусам, по песку бортов, и волны в раз будто бы рассвирепели, потемнели и выставили вверх клочья пены.
Это потом Ланне узнал – повезло. Так бывает редко, почти никогда, но удача отчего-то была на стороне лиа, вскинувших к низким и серым небесам ярко-синий флаг и ринувшись вперед.

Мир завертелся, словно разноцветный стекла в детской игрушке – смотришь в маленькую дырочку в деревянной трубке, а там внутри перекатываются, складываясь в причудливые узоры, маленькие кусочки.
Только отчего-то цвета у игрушки были – серый, блекло-песчаный, темно-коричневый, красный… А вокруг бесновалось уже живое море, и слышались приглушенные хлопки, и посвист ветра, и шелест песка, и крики… И в плечо Аалай вцепилась чья-то крепкая, жесткая ладонь, рванула назад, отбрасывая от рассекшего воздух кривого, мерцающего тусклым золотом, клинка. Даймар даже не посмотрел на мальчишку, просто сам прыгнул – вперед, подставляя свой меч под новый удар гибкого, как ивовый хлыст, кайя. Ланне только успел заметить россыпь тонких косиц цвета белого песка, темные глаза… И золотистый клинок. Затем живое море вновь подхватило Аалая, кидая из стороны в сторону, заставляя метаться мелким и юрким зверьком между сражающимися. И Средоточие доброй пригоршнью раздавало удачу – так говорили потом про этот абордаж. Средоточие было добро. Не ко всем. Но Ланне об этом не думал.
И через год или два, или позже – он никак не мог целиком вспомнить тот бой на борту кайангского шека.
Только один осколок – темно-красный, почти багровый – стоял перед глазами. Всегда.

Ланне не успел еще ничего понять, а руки уже сами вскинули меч вперед и вверх, под чужой удар. Потом – в сторону и снова вверх, а золотистой лезвие мелькало вокруг, будто было – не полосой стали, а лентой в девичьих волосах…
Она была едва ли старше лиа – остроскулая, темноглазая, с ворохом луно-серебристых и мелких кудряшек. Кайя не боялась и кружила вокруг противника с молчанием струящегося песка и мягкостью змеиных движений.
А у Ланне опускались руки, потому что… Он не мог.
Он не мог, и уворачивался, уходил в сторону, и этот поединок напоминал причудливую пляску, только в темных глазах девчонки стояла смерть, а свои глаза Аалай не мог тогда увидеть.
Легкий клинок повиновался послушно и нырял, как мьери, под удары чужого - изогнутого кошачьим когтем, золотистого меча. Нырял, отбивая и уводя прочь.
- Не надо, - Ланне отскочил назад, потом еще – три? четыре удара сердца, пока кая успеет приблизиться. – Не надо.
- Аль-ёр, - не сказала – выплюнула девчонка. И прыгнула вперед.
Смертельная и беззвучная – шаги лиа, поступь кайи, пляска вновь завертелась, закружилась, оставляя длинные, набухающие кровью порезы на руках и ребрах «Яэло» - задели, достали…
Девчонка держала оружие крепко; не выбить, не оставить с голыми руками, чтобы не могла напасть, не могла заставить поднять против себя клинок.
Аалай не мог. И даже песчано-светлая маска – смерть и безразличие, что застыла на лице каи, не сумела заставить его нападать.
Уходить. Уворачиваться. Под ногами будто бы – горячий песок, и идти по нему – больно, он жжет ноги, и приходится почти бежать, на кончиках пальцев, едва касаясь ими золотистого поля песка, которого и вовсе нет, а есть темные доски дальнего трюма….
Не нападать, а пытаться – с отчаянным осознанием, что не выйдет – выбить чужой меч.
И сумасшедшая, безжалостная пляска клинков кинула Аалай и кайю друг к другу, отозвавшись звоном стали, и…
Время – капли. Медленные и тягучие. Время может лететь безумной птицей когда не надо, а может зависать смолой, никак не желающей падать вниз, и тянуться, тянуться…
Красное – на белом. И чужой клинок, задевший, но не успевший ранить также – сильно, глубоко.
Красное – на белом песке чужой одежды и кожи. И меч в ладони, ставший разом – тяжелей в сотни раз.
- Аль-ени зей… - чужой и хриплый шепот. Аалай его запомнит – надолго, а узнав перевод – будет тщетно пытаться забыть..
Аль-ени зей. Умираю.

вот..делаю успехи..умудрилась выучить уже одно слово на иврите..

-Шалом



и вобще-самоучитель какой то дурацкий

нифига понять не могу..

http://forum.hawara.com/uploads/post-3-1054463054.jpg



прикольные..

Funeral of Hearts







Love's the funeral of hearts

And an ode for cruelty

When angels cry blood

On flowers of evil in bloom



The funeral of hearts

And a plea for mercy

When love is a gun

Separating me from you



She was the sun

Shining upon

The tomb of your hopes and dreams so frail

He was the moon

Painting you

With it's glow so vulnerable and pale



Love's the funeral of hearts

And an ode for cruelty

When angels cry blood

On flowers of evil in bloom



The funeral of hearts

And a plea for mercy

When love is a gun

Separating me from you



She was the wind, carrying in

All the troubles and fears you've for years tried to forget

He was the fire, restless and wild

And you were like a moth to that flame



The heretic seal beyond divine

A prayer to a god who's deaf and blind

The last rites for soul's on fire

Three little words and a question why



Love's the funeral of hearts

And an ode for cruelty

When angels cry blood

On flowers of evil in bloom



The funeral of hearts

And a plea for mercy

When love is a gun

Separating me from you

за свой комп..gравда..
он начал выключаться сам.. я боюсь, потому что могу его потерять.. его и и всё, что я в него вложила..
как маленького ребёнка. который очень много знает...

Из огня и льда силой Музыки Творения, силой заклятий Тьмы и Света были созданы они. Арта дала силу и мощь телам их, Ночь наделила их разумом и речью. Велика была мудрость их, и с той поры говорили люди, что тот, кто убьет дракона и отведает от сердца его, станет мудрейшим из мудрых, и древние знания будут открыты ему, и будет он понимать речь всех живых существ, будь то даже зверь или птица, и речи богов будут внятны ему.

И Луна своими чарами наделила создания Властелина Тьмы, поэтому завораживал взгляд их.

Первыми явились в мир Драконы Земли. Тяжелой была поступь их, огнем было дыхание их, и глаза их горели яростным золотом, и гнев Мастера, создавшего их, пылал в их сердцах. Красной медью одело их восходящее Солнце, так что, когда шли они, казалось - пламя вырывается из-под пластин чешуи. И в создании их помогали Властелину демоны Темного Огня, Балроги. Из рода Драконов Земли был Глаурунг, которого называют еще Отцом Драконов.

И был полдень, и создал Мастер Драконов Огня. Золотой броней гибкой чешуи одело их тела Солнце, и золотыми были огромные крылья их, и глаза их были цвета бледного сапфира, цвета неба пустыни. Веянье крыльев их - раскаленный ветер, и даже металл расплавится от жара дыхания их. Гибкие, изящные, стремительные, как крылатые стрелы, они прекрасны - и красота их смертоносна. В создании их помогал Властелину ученик его Гортхауэр, чье имя означает - "Владеющий Силой Пламени". Из рода Драконов Огня известно лишь имя одного из последних - Смауг, Золотой Дракон.

Вечером последней луны осени, когда льдистый шорох звезд только начинает вплетаться в медленную мелодию тумана, когда непрочное стекло первого льда сковывает воду и искристый иней покрывает тонкие ветви, явились в мир Драконы Воздуха. Таинственное мерцание болотных огней жило в глазах их; в сталь и черненое серебро были закованы они, и аспидными были крылья их, и когти их - тверже адаманта. Бесшумен и стремителен, быстрее ветра, был полет их; и дана была им холодная, беспощадная мудрость воинов. Немногим дано было видеть их медленный завораживающий танец в ночном небе, когда в темных бесчисленных зеркалах чешуи их отражались звезды, и лунный свет омывал их. И так говорят люди: видевший этот танец становится слугой Ночи, и свет дня более не приносит ему радости. И говорят еще, что в час небесного танца Драконов Воздуха странные травы и цветы прорастают из зерен, что десятилетия спали в земле, и тянутся к бледной Луне. Кто соберет их в Ночь Драконьего Танца, познает великую мудрость и обретет неодолимую силу; он станет большим, чем человек, но никогда более не вернется к людям. Но если злоба и жажда власти будут в сердце его, он погибнет, и дух его станет болотным огнем; и лишь в Драконью Ночь будет обретать он призрачный облик, сходный с человеческим. Таковы были Драконы Воздуха; и один творил их Мелькор. Из их рода происходил Анкалагон Черный, величайший из драконов.

Порождением Ночи были Драконы Вод. Медленная красота была в движениях их, и черной бронзой были одеты они, и свет бледно-золотой Луны жил в их глазах. Древняя мудрость Тьмы влекла их больше, чем битвы; темной и прекрасной была музыка, творившая их. Тишину - спутницу раздумий - ценили они превыше всего; и постижение сокрытых тайн мира было высшим наслаждением для них. Потому избрали они жилища для себя в глубинах темных озер, отражающих звезды, и в бездонных впадинах восточных морей, неведомых и недоступных Ульмо. Мало кто видел их, потому в преданиях Эльфов не говорится о них ничего; но легенды людей Востока часто рассказывают о мудрых Драконах, Повелителях Вод...



Черной нитью в парче золотых легенд,

Лунной руной на свитке прошедших лет

Мы - остались. Осталось у рухнувших стен

Черных маков поле - нас больше нет...

Бегущая река уносит печаль, шум моря навевает видения, вода родника лечит раны души... Воистину, прекрасна вода... И союз воды и холода сотворит новое и прекрасное... Взгляни, брат мой, на ледяные замки, словно отлитые из света звезд; прислушайся - и услышишь, как звенят замерзшие ветви деревьев на ветру, как распускаются морозные соцветия - неуловимые, как неясные печальные сны; и легчайшее прикосновение теплого дыхания заставляет их исчезнуть. И звездный покров снега укроет землю в холода, чтобы согреть ростки трав и цветов, которым суждено распуститься весною... Видишь ли ты это, брат мой? Да станем мы союзниками в трудах наших, да украсится мир творениями нашими!"

...Глубокий многоголосый аккорд - каменная чаша, наполненная терпким рубиновым вином вибрирующих струнных нот...

...зеркала, отражающие звезды...

...лестницы, уводящие ввысь...

...взметнувшиеся в небо острые ноты шпилей, созвучие сумрачных башен...

...Как смутно-тревожащий дурманящий туман рождается над озерами...

...Как мерцающими каплями плачет высокое ночное небо...

...и тянутся к печальным звездам деревья - руки земли...

...Это цветы - живые? Что говорят они? О чем их горьковатый пьянящий пряный шепот?..

...терпкость терновой тьмы можжевельника, горечь полынного серебра...

...Вкуси от плодов этой земли - ты познаешь мудрость бытия. Омой лицо живой водой лесного ручья - ты прозреешь...

...Чей танец в небе - неведомые знаки... темное серебро - крылья ветра... откуда эта музыка?

Кто это?

Еще неясные призрачные фигуры: только - тонкие летящие руки, только - сияющие глаза... Явились - и исчезли; и смутная, неясная тоска шевельнулась в душе...

Что это?

Ахэ. Тьма.

Что это?

Аэ. Свет.

Что это?

Орэ, Ночь. Гэле - Звезда. Иэр - Луна...

Что это?

Аэнтэ, День. Саэрэ, Солнце.

Внезапно - пронзительная срывающаяся желто-зеленая нота флейты-пикколо: сводит скулы.

Желтоватые рассыпающиеся алмазы нот - беспощадный неживой свет; выбеленные солнцем кости...

Но встает темным величием - черная, мерцающая синими искрами - волна; Ахэор, Сила Тьмы - имя ей.

И захлебывается блистательная Пустота: из Тьмы рождается Свет и трепетной звездой бьется в ладонях крылатого Черного Айну.

Как имя тебе?

Аэанто.

Дарящий Свет...

Гордо и спокойно стоял Крылатый перед троном Эру, и взгляд его говорил: я видел.

Лето. Море. Яркое солнце светит на прозрачном голубом небе, таком же голубом как и твои глаза. Они сейчас стали ещё ярче чем обычно, и сверкают на лице как звёзды. Бежишь по мелкому, сухому песку босыми ногами. Ощущаешь ступнёй каждую песчинку, камешек, ракушку. Наступаешь на водоросли, вздрагиваешь от их прохладного и щекочущего прикосновения. Лёгкий бриз дует тебе в лицо, раздувает волосы. Добегаешь до моря и останавливаешься. Вдыхаешь его запах. И медленно идёшь заходишь в воду. Нервно хихикаешь от его мягкого прикосновения к ногам. Вода уже достаёт до колен, потом до пояса. А затем ты плывёшь. Ныряешь в глубь. Раскрываешь привыкшие к солёной воде глаза. Смотришь на камни, песок, водоросли на дне. Всплываешь на поверхность. Моргаешь. Глаза не сразу привыкают к яркому свету вместо полумрака моря. Плывёшь дальше. На берегу пусто. Ещё слишком рано для купающихся. Через пару часов пляж набьются народом. Они будут галдеть, плескаться веселится. И….. И нарушать это тишину моря, где есть только шум прибоя. Ты уже далеко о берега. Переворачиваешься на спину, лежишь на воде раскинув руки. Ничего не слышно кроме шума воды. Закрываешь глаза. И лежишь. И слушаешь. Можно так лежать вечно. Вечно слушать этот шум. Но вдруг кто то с плеском проплывает мимо тебя обдавая брызгами. Открываешь глаза. Дёргаешь руками, наконец придаёшь себя нормальное положение. Оглядываешься. На пляже уже много народу. Пора идти домой. Ныряешь и проплываешь пару метров под водой. В лёгких уже не хватает воздуха, а хочется плыть всё дальше и дальше. Но надо наверх. Всплываешь и судорожно глотаешь воздух. Пара гребков и ноги касаются дна. Дальше можно уже идти. С трудом выходишь на берег и солнце сразу обжигает кожу. Фиолетово. За всю прожитую у моря жизнь она уже привыкла ко всему. Натягиваешь одежду даже не вытираясь. С мокрых волос на спину стекает вода. Ну и пусть стекает. Всё равно высохнет сразу же. Уже очень жарко, а ведь нет даже восьми утра. Здравствуй новый земной день. Пока море………