Глава VI
«Наамея» шел на северо-запад. Солнце тонуло в мареве облаков, сгрудившихся у горизонта, и море отсвечивало соленым янтарем и густой зеленью.
Далеко позади остались корабли кайангцев – с висящими лоскутами парусов и обнажившимися от песков, зияющими дырами, бортами.
Моряки негромко переговаривались о том, что не иначе, как Удача и Госпожа морей под руку друг с другом ходят где-то по бригу или на мьери за «Наамеем» идут. И даже трюмы, груженные чужим золотом, причудливыми сундуками, терпко пахнущей красноватой древесиной, странными тканями и бочками, не могли заставить некоторых лиа поверить, что удача была полностью сегодня на стороне капитана Таль. Шептались – но по углам, тихо, что море может в любой момент разверзнуться или налетят со всех сторон кайангские элзеи. Но от таких трусов только рукой отмахивались - победа и удача с нами, к чему страхи?
C наступлением сумерек зажгли фонари, и золотистый свет подрагивал в соленом и влажном воздухе, разгоняя к бортам сизо-синие тени. На носу брига устроилось двое мастеров нейа - Кайми и Шенхе-Белка, из команды Сейней. Лиа сидели спиной друг к другу, и в полумраке было заметно, как хмурится следопыт, и как, наоборот, весело поблескивают глаза Шенхе. Маленький, жилистый, он был из народа чиа - тех, кто умел оборачиваться в зверей, и рыжеватый, вертлявый мастер нейа действительно походил на белку, характером и повадками. Двое лиа сейчас крепко переплели свои шэа с двумя десятками нейа, кружащих вокруг "Наамея" - здесь были и мьери "Яэло", и их дикие собратья: звери бы почувствовали опасность куда раньше моряков.
- Удача с нами! - вскинулся где-то у кормы возглас, и его поддержали, подхватили - повсюду. Хотя громче всего, конечно, он звучал внизу, в просторной общей каюте, где собрались капитан, старшие по званиям моряки, следопыты, с десяток матросов; другие - несли вахту или отлеживались у лекаря.
У чарейцев считалось, что после удачного морского сражения нельзя было не благодарить Средоточие, море и удачу - и одних слов здесь было мало.
Вышел живым из боя, победил? Удачный абордаж? Трюмы полны? Так покажи, что ты - счастлив, отпразднуй и не показывай страха перед коварным нападением. Море и нейа на страже, а храброму моряку и хмель в голове не помеха.
- Удача с нами! - Таль вскинула руку, сжатую в кулак, вверх. На левом плече капитана белела свежая повязка, но в глазах маленькой лиа читались только боевой задор и радость победы. - Я не буду говорить, какие мы молодцы - вы это знаете и так! Хейа, лучше мы просто выпьем за победы! За победы, которые были, есть и будут с нами! За победы и удачу!
Её поддержали возгласами, хлопками, стуком тяжелых кружек о стол и топотом ног по доскам пола.
- Выпьем за то, чтобы Средоточие было милостиво к раненым, чтобы даровало им спокойный сон и выздоровление! – вновь подняла свою чарку Сейней.
- Выпьем! – дружно гаркнули моряки.
Аалай отхлебнул из своей кружки, поперхнулся и сдавленно закашлялся. Мальчишка сидел, зажатый между Мирэ и Тейчо, и Шепчущая еще в начале вечера, ехидно сощурившись, плеснула младшему следопыту в кружку из пузатой бутылки непрозрачного стекла; густой, золотисто-оранжевый настой пах апельсинами и имбирем, ожигал горло, но мгновенно согревал.
- Только пей медленно, - хмыкнула Яррэ, - а то вынесем тебя отсюда сразу же.
Каишер хотел отправить мальчишку, мол – рано ему еще было сидеть на попойках, но Ильме неожиданно оказался против – «Он заслужил, Даймар. Ланне – не ребенок. Пусть сидит». Алай тогда просиял от гордости, хотя это чувство тут же смыло едким и горьким воспоминанием о маленьком теле, рассыпающемся песком по настилу трюма.
Говорили – о чем угодно, хотя любой разговор рано или поздно переходил к солёным волнам, к норовистым ветрам, к снастям и парусам, к эштар и острым скулам кораблей.
О Кайанге почти не упоминали, хотя нет, да проскальзывало – кайи, опасность, песок и соль, дети ветра… Но моряки – народ суеверный, и примета – не поминай того, кого не хочешь встретить, заставляла замолкать быстро.
Вечер вертелся вокруг младшего следопыта причудливой цветной игрушкой – Аалай видел такую один раз: вертишь деревянную полую трубку, а внутри перетекают один в другой цвета и узоры.
Тихонько звякнули струны: один из моряков выудил потрепанный жизнью уд.
Мелодия, по началу осторожная и даже медленная, становилась все быстрей и, несмотря на количество выпитого музыкантом, шла ровно, весело. Вновь стукнули друг о друга кружки, вновь взлетели к потолку здравницы и победные возгласы.
Но несмотря на хмельной задор, постепенно застилающий глаза, Аалай никак не могу избавиться от тревожного ощущения – как можно так… так беспечно, если «Наамея» идёт по волнам чужого моря, если кайи могут – наверняка захотят! – отомстить. Как? Эти вопросы мальчишка негромко озвучил Мирэ. Рыжий следопыт неспешно потягивал вино из огромной кружки и казался не таким уж… и хмельным.
- Ты думаешь, что вся команда сейчас собралась вокруг бочонков? – негромко, наклонившись к уху Ланне, отозвался Икимо. Мальчишка быстро оглядел собравшихся в каюте и помотал головой.
- Но тут… тут капитан и остальные…
- Капитан Таль не стала бы праздновать, не будь она уверена в том, что вокруг нет ни одного кайя. И я её чутью верю. Не переживай, мелкий.
- Но… если?
- Если – значит, так Средоточие решило, - Мирэ потрепал подростка по узким плечам, - пей и ни о чем не думай. Ты заслужил сегодня веселье.
Между темных бровей Аалая залегла глубокая складка, а шэа на мгновение сжалось. Заслужил? Перед глазами встало лицо убитой девочки, чья жизнь никогда не продолжится, потому что он, Аалай, не смог её обезоружить, ведь…. Будь на его месте Ильме, или Даймар, или Мирэ – они бы смогли. И тогда кайа была бы жива.
Мирэ, заметив хмурый взгляд младшего, осторожно тряхнул того за плечо.
- Ты не виноват. Запомни. Не-ви-но-ват.
Мальчишка беззвучно вздохнул и опустил взгляд. А вечер вокруг него кружился и кружился хмельным золотистым листопадом, какой бывает в чарейских одичавших садах в конце осени. Вокруг звучали смех и разговоры, и чем легче становилась кружка Ланне, тем больше отступала тоска и терпкая горечь. Темно-синие глаза заблестели; Мирэ, заметим это, приподнял уголки губ и незаметно подмигнул Тейчо – мол, все в порядке. Шепчущая только и фыркнула, но довольно, успокоенное: она переживала за младшего «Яэло», прекрасно помня свой первый бой, и то, какая тяжесть была на шэа после.
Радостно взвилась новая мелодия, потянулась, оплелась вокруг плеч, подкинула к потолку победную песню, а затем стихла.
- Теперь только танцев для полного счастья и не хватает, - хмыкнула Таль, приподняв свою кружку. В глазах капитана плескался кураж, но лиа не была пьяной - она знала свою меру.
- Так давайте вы и станцуете, капитан, - хмыкнул старший помощник; Иеро за вечер выцедил ни одну кружку, но, как и Сейней, казался лишь подвыпившим.
- Я? Упаси вас Средоточие от этого, - хмыкнула Сейней.
- И мы остались без танцев, - Ильме наигранно вздохнул, пряча в уголках губ улыбку.
- Так может эй-раани Тейчо? - глянул на Шепчущую следопытов один из моряков. Та нежно улыбнулась.
- А давай ты себе крабов в штаны напустишь ? И будут нам танцы.
Послышался хохот – добродушный, не злой, а уязвленный матрос только рукой махнул – все и так знали, Тейчо палец в рот не клади, откусит и еще попросит.
- Давайте я! - неожиданно вскинулся Аалай; он был уже пьян, но подскочил ловко, ни на мгновение не покачнувшись.
Таль приподняла светлые брови, а потом рассмеялась.
- Вперед, юный эй-раан!
Моряки мигом сгребли к краям стола посуду; дрогнули струны уда, подхватила мелодию флейта. Ланне легко запрыгнул на стол - худая фигурка в смутном свете корабельных фонарей. Он перестал смущаться и бояться, хмель ударил в голову, а пальцы уже сами выщелкивали быстрый, летящий мотив одной из прибрежных плясок, которую танцуют, когда на сердце легко и хочется смеяться.
Таль хлопнула в ладоши.
Уд и флейта сплелись в одну мелодию, и Ланне показалось, что под его ногами вовсе не крепкая столешница сл следами от ножей, а горячий песок побережья, вокруг – не моряки, а рыбаки и собиратели устриц.
Прыжок, щелчок пальцами, ладонями в сторону, поворот, и руками – вверх, и снова волна по ним бежит, а ноги выбивают быстрый ритм, и не понятно, кто кого ведет - мелодия маленького лиа, или он - ее, а музыка все спешит догнать безумно- веселого танцора.
Мир - игрушка, где цветные стекла перекатываются одно в другое, и все это вертится вокруг пестрой лентой, а музыка звучит и звучит, и танец кажется бесконечным, и вовсе не нужно, чтобы он заканчивался.
Дыхание Ланне срывалось, и охрипла уже флейта, устал уд, но танец не мо прерваться просто так.
Прыжок, поворот, хлопок, и руки живут словно бы отдельно от обезумевших ног, которые отбивают свой собственный, одним им ведомый ритм, и за ними не угнаться, да и не нужно, ведь танец - безумный, таким и должен быть!
Дыхание уже не угоняется за танцем, но зачем нужно дыхание, если вокруг стучат кулаками по столу, топают, свистят - и этот все заменяет вдох и выдох, потому что наполняет силой, чтобы танцевать.
Еще немного, еще чуть-чуть, пока не оборвалась мелодия, пока не кончились силы, и руки не упали подбитыми птицами, в голове не наступила звенящая, пронзительная тишина, а перед глазами – закружились красные круги
Аалай замер. По лбу, по вискам, по шее, спине, рукам катился пот, и мальчишка был такой мокрый, что хоть сейчас выжимай.
- Хэйя! - Таль уронила кулак на стол, -Ланне, ты мьери! Ты само Средоточие перетанцуешь! Верно я говорю?
Моряка разразились восторженными возгласами. Аалая стащили со стола, захлопали по плечам, затормошили, вручили кружку воды, разбавленной сливовым вином - мальчишка выпил залпом, и струйки воды побежали по подбородку. Дыхание никак не хотелось успокаиваться, и мир перед глазами все еще расплывался. Ильме хлопнул мальчишку по плечу:
- Танцор! Ты почему не говорил, что умеешь так?
- На ду...мал...
Тейчо плеснула еще воды младшему.
- Не думал, - хмыкнула она, - танцует так, что мир трясется - и не думает он! Нахал.
Ланее только головой помотал - ему казалось, что в рыбацких танцах нет ничего особого...
А тут - вон как!
Мальчишка не заметил, как первый раз закрылись глаза; вроде он сидел, разгоряченный, еще не успевший отдышаться после танца, с уже заново наполненной кружкой, слушал байки… и вот уже вскинул голову, получив тычок локтем под ребра.
- По-моему, кому-то уже пора, - с ухмылкой заметила обладательница пробуждающего локтя. Сама Тейчо выглядела трезвой и бодрой, словно и вовсе не было тяжелого дня и выпивки после.
- Н-нет! – Ланне помотал головой, - я в поряд-ке.
- Да ну? – Шепчущая внимательно глянула мальчишке к глаза.
- Да! – взвился уязвленный Аалай: уходить он не хотел. И тут же ухватился ладонью за край столешницы – несмотря на то, что младший следопыт сидел, мир все равно предательски покачнулся.
Тейчо расфыркалась.
- Шел бы ты…
Её поддержал Ильме. Ланне с мольбой в глазах перевел взгляд на Мирэ, но рыжеволосый оказался на стороне остальных, и только потрепал подростка по всклоченным вихрам.
- Они правы. Пора.
- Я провожу, - Даймар неожиданно поднялся с места, поймал удивленный взгляд Ильме и спокойно пояснил, - он на ногах уже не держится, а я все равно выйти хотел. Идем, Ланне.
Каишер легко хватил мульчишку за плечо и помог тому подняться с лавки. Аалай чуть опасливо глянул на командира, но потом, улыбнувшись, махнул всем рукой и побрел к двери, если не сказать - был унесён. Мирэ склонился к Ильме:
- Что же, наш командир все-таки успокоился?
Шенри приподнял плечи, плеснул себе еще вина – ничего крепче он не пил.
- Похоже на то.
Рыжий следопыт ухмыльнулся, вальяжно и нагло приобнял расфыркавшуюся Тейчо, а второй рукой потянулся к своей кружке. Ильме еще раз глянул вслед ушедшим следопытам, потом тряхнул головой; все было в порядке.
Каишер почти не чувствовал веса повисшего на нем Ланне; мальчишка пытался идти сам, но ноги заплетались, а коридор покачивался из стороны в сторону.
- Эй'роу, а в-вы ведь возьмете меня в следующий рейд? - Аалай все еще смотрел опасливо на командира, но хмель застилал голову, и голос младшего Яэло звучал же совсем смело. Хотя и запинался от количества выпитого.
- Посмотрим, - отозвался Даймар, вновь удерживая покачнувшегося подростка. Тот, широко улыбнувшись, вцепился в предплечье командира, глянув на него шальными глазами снизу вверх:
- Я трезв! Правда!
- Верю... - следопыт сморгнул, отвел взгляд; перед глазами встало растрепанное, разгоряченное лицо Ярни... И вспомнился танец Ланне, когда с остроскулого мальчишечьего лица глянула погибшая девушка, которая так же умела и любила танцевать. Горячие тонкие пальцы на предплечье лежали совсем легко - Ярни держалась также: ей нравилось касаться Даймара, смотреть на него снизу вверх и улыбаться, невесомо, уголками губ.
Каишер не был пьян. Выпил он куда меньше, чем все остальные за этот вечер, но перед глазами словно бы стоял туман. Кожа горела там, где её касались небольшие ладони Ланне, который все так же беспечно улыбался, прикрыв глаза и повиснув на командире.
А тот… уже был не рад, что решил проводить мальчишку. Потому что из глубины шэа понималось что-то странное, неуловимо-опасное и обжигающее, и в тоже время – мягкое, ласковое.
Два лица слились в одно.
Коридор казался слишком длинным. Двадцать шагов растянулись, казалось, на многие годы, и с каждым мгновением нарастал шум в висках, дыхание становилось тяжелей. В голове билась одна мысль – «Успокойся. Стой. Не надо. Лишнее…», а ладонями Даймар уже обнимал Ланне куда тесней, чем стоило бы.
Щеколда двери тихо щелкнула под пальцами; "постой..." шепнул сам себе Даймар, а ладонями уже обхватывал тонкие мальчишечьи плечи, удерживая Ланне на ногах. Тот пьяно и шально улыбнулся, развернулся на босых пятках и поймал равновесие, птичьим жестом раскинул руки в стороны.
- Команди-ир, вы ведь не сделаете мне выговор за п-пьянство?
Даймар качнул головой. Молча. Слова стыли на губах, потому что те, что готовы были сорваться - отчаянные, глупые...
Ярни, не смотри на меня. Прошу.
Загорелые пальцы Каишера оплелись вокруг запястья Ланне, а потом лиа потянул мальчишку к себе. Тот качнулся вперед, вскинул глаза – удивленные, веселые.
- Эй’роу, я ведь…
Второй рукой Даймар без слов накрыл губы подростка мягким, осторожным жестом.
Молчи.
В расширившихся темно-синих глазах Каишер будто бы видел своё отражение. Тонкое запястье слегка дрожало в кольце пальцев, а улыбка на лице Ланне была растерянной, непонимающей.
Даймар отнял ладонь от чужих губ, невесомо растрепал темную челку – прядки, схваченные тонкой корочкой соли, еще не смытой после утра, защекотали кожу. Аалай невольно зажмурился, когда следом его погладили по щеке, островатой скуле, очертили линию подбородка, нижней губы, бровей…
Он был пьян. Он немного боялся. Он… как котенок потянулся к чужой ладони; это было приятно и тепло, и в голове осколки понимания никак не хотели складываться в общий витраж.
«Не бойся меня…» - немо говорили глаза Каишера, темно-серые с едва заметным зеленоватым отливом, как море в тихий, пасмурный день.
«Не бойся… ну?» - говорили сухие и горячие кончики пальцев, вычерчивающие узоры на щеке и худеньких плечах, укрытых сверху тонкой безрукавкой.
«Я не причиню вреда» - немо сказали губы, коснувшиеся кончика уха.
Аалай зажмурился сильней. Он замер на месте, удерживаемый сильной ладонью за талию, и тянулся за второй, не раздумывая ни секунды – голова была звонкой, пустой, а прикосновения оставляли теплые следы на коже, от них кружился мир, и в груди разливалось пушистое, щекочущее тепло.
Даймар ощущал, как немеют – от невероятной осторожности, от легкой тревоги – кончики пальцев, как шумит в висках.
Он всегда боялся причинить вред Ярни, такой хрупкой, такой маленькой, и теперь также бережно касался темноволосого мальчишки, в чьем лице видел черты погибшей, но оставшейся в его шэа.
Каишер боялся заговорить, будто бы слова могли разрушить эту странную пелену нежности, пелену доверчивости…
Все же он был пьян.
Пьян тонкими ладонями, торчащими ключицами, острыми лопатками, длинными ресницами, бросающими тени на загорелые скулы, встрепанными перьями волос, приоткрытыми на выдохе губами – мягкими и солоноватыми.
Он был пьян той, кого любил.
Он был пьян мальчишкой, которого не любил – до момента, когда в шэа что-то треснуло, и ледяная стена гибель Ярни пошла трещинами.
Даймар мягко положил ладонь на спину мальчишке, прижимая его к себе. А потом подхватил Аалая на руки.
@темы:
Шэн-лие,
text-s-s-s